Рене Генон Кризис современного мира

Юлиус Эвола: предисловие к «Кризису современного мира» Рене Генона

Рим, июль 1936

Слово «революция», понимаемое во всей полноте его значения, включает в себя две идеи: во-первых, идею восстания против существующего положения вещей; во-вторых, идею возвращения или преобразования – так, на языке древней астрономии «революция» звезды означала её возвращение к исходной точке и упорядоченное движение вокруг недвижимого центра.

Итак, если принять термин «революция» в этом общем смысле, можно сказать, что в современном мире вряд ли найдутся книги, которые были бы столь же революционны, как работа Рене Генона, которую мы представляем. Ни у одного современного автора восстание против нашей материалистической, научной, демократической цивилизации, против «западного» порядка (каковой в действительности является плохо организованным хаосом, несущим в себе семена самых трагических кризисов) не является столь жёстким, резким и  бескомпромиссным, как у Генона.

И, в то же время, ни один современный автор не является столь радикальным, точным, строгим,  осмотрительным, имперсональным и ориентированным на принципы, которые, будучи выше времени, не принадлежат дню сегодняшнему или вчерашнему, но представляют собой вечную актуальность. Эти принципы остаются непреложными условиями развития всякой нормальной цивилизационной формы и ориентирами для оценки её величия.

Сегодняшняя публика, без сомнений, уже достаточно наслушалась о «кризисе» и «сумерках» цивилизации. Именно потому, что в Италии уже получили распространение идеи Кайзерлинга, Шпенглера, Масси, Бердяева, Бенда, наконец, настал момент для Генона, поскольку здесь мы имеем дело с  личностью иного масштаба; в этом случае перед нами автор, который не представляет нам структуры и интерпретации более-менее личные и «философские», но ведёт аргументацию от имени традиции в самом высоком и наиболее универсальном смысле этого термина, который взвешивает каждое произнесенное слово, и принимает на себя полную ответственность за него, таким образом, формулируя утверждения сколь  беспристрастные, столь и окончательные.

Для того чтобы подступиться к Генону, наилучшее душевное расположение имеют те, кто уже устал от слов и «теорий»,  кто осознаёт их тщету перед лицом необходимости принятия решений, требующих реализма в наиболее высоком смысле, и, в особенности, мужества бескомпромиссности.

Генон ни в коей мере не является одним из когорты современных авторов-«персон» с их жеманным эксгибиционизмом и интеллектуальными  фейерверками, направленными на завоевание «достойной» европейской аудитории: он закрыт для любых компромиссов и любых уступок, он говорит только то, что он должен сказать; его точка зрения не претендует на «новизну» или «оригинальность», но опирается на чистую незамутнённую истину.

В его мире нет места даже «дискуссиям»: в нём есть только позитивные и негативные утверждения – настолько более масштабна и последовательная его  «ортодоксия» по сравнению с тем, что обычно подразумевают под таковой – настолько она более жестка, нетерпима и бескомпромиссна. И это как раз то, что нужно в трудные времена, во «времена принятия решений», и нужно людям,  живущим в такую эпоху.

Работа, проделанная Геноном на протяжении серии его публикаций, настолько цельна и обширна, что здесь мы не сможем привести обзор даже основных её граней. Благодаря постоянной и неизменной метафизической перспективе взгляда, его мысль проникает в самые разнообразные сферы: символы, мифы, изначальные традиции, интерпретацию истории, морфологию и критику цивилизаций, феномены религии и псевдо-религии, аскетизм, традиционную науку о внутреннем человеке, доктрину духовной власти, и так далее. Всё это является частью работы, выполняемой Геноном неустанно в течение многих лет, с беспрецедентным уровнем подготовки, при отсутствии какого-либо сектантства, согласно новому методу, позволяющему быть в строгом смысле антисовременным, и обеспечивать постоянное присутствие «третьего измерения» во всём, что будто бы известно читателю, помогая ему осознать, что его понимание до этого было лишь поверхностным.

Работа, которую мы представляем, пожалуй, напрямую соответствует интересам большинства читателей, и служит введением в изучение других работ Генона; она может постепенно привести лучших из читающей публики к непосредственному контакту с тем самым духом традиции, поборником которого выступает Генон.

Этот автор неустанно заботится о том, чтобы не обойти вниманием какую-либо деталь, способную стать причиной неверного понимания  его изложения. Однако сохраняется возможность того, что в силу самого характера его взглядов и необходимости использовать слова, к глубокому сожалению, испорченные их употреблением в иных смыслах, некоторые моменты в этой работе при чтении могут вызвать недопонимание, каковое мы здесь хотели бы предотвратить путем весьма краткого рассмотрения. Генон ясно заявляет, что, если его точка зрения по существу является «метафизической», термин «метафизика» он вообще не относит к каким бы то ни было философским концепциям; с философией он не хочет иметь ничего общего.

Помимо всего, что обусловлено временем и пространством, подвержено изменениям, загрязнено чувственностью и индивидуальными свойствами, или же связано с рациональными категориями, существует высший мир, и не как гипотеза или абстракция человеческого разума, но как наиболее реальная реальность.

Человек может «осознать» его, то есть получить непосредственный и бесспорный опыт, каковой иногда бывает опосредован физическими органами чувств, но при этом позволяет подняться до состояния скорее сверхрационального, или, как часто говорит Генон, до состояния «чистого интеллекта», то есть трансцендентной формы его применения, освобождённой от всех элементов собственно человеческого, психологического, аффективного, и, таким образом, индивидуалистического и ошибочно «мистического». Генон использует термин «метафизика» по отношению к тому, что можно отнести к своего рода трансцендентному реализму, возвышающемуся над сферой любой конкретной религии или традиции (и то, и другое суть разнообразные и обусловленные формулировки единого и неизменного метафизического содержания); такой реализм в сочетании с внутренним аскетизмом и возможностями преодоления человеческого, присущими каждой истинной традиции, создаёт условия  гораздо более объективные, чем современная наука. Поэтому, когда бы Генон ни говорил о «интеллекте», «созерцании», «интеллектуальной элите», «чистом знании», «мире принципов» или «интеллектуальной интуиции», читатель должен соблюдать осторожность, дабы не принять это за своего рода рационализм или абстрактный универсализм, – как, вероятно, такие термины следует воспринимать в случае их общепринятого современного употребления.

Следует также подчеркнуть, что «мир принципов», как Генон их понимает и демонстрирует нам на примере истинных традиций, является в гораздо меньшей степени миром бескровных абстракций, как может показаться исходя из одной этой книги, нежели миром сил, действие которых, хотя и невидимо, является не менее эффективным, гораздо более непреодолимым, неумолимым и фатальным, чем силы материальные, и в целом, чисто человеческие.

Для Генона судьба духа не сводится к изгнанию в  стратосфере сверх-миров, и носители духа не обречены жить здесь, внизу, как изгнанники в слезах и ностальгии или как утописты-импотенты; то, что не начинается и не заканчивается в «человеческой» составляющей для Генона как раз и связано с «достоинством», качеством, различиями в формах жизни; именно так  формируются великие традиции в их светозарном, океаническом, сверхчеловеческом смысле; так рождается великая история, а также истинная иерархия, кою великие традиционные до-современные общества знали всегда, даже в своих искусствах и науках, и последнее эхо каковой достигло феодального и католическо-имперского средневековья, которому Генон, вполне естественно, придаёт особое символическое значение модели.

Исходя из этого, все заявления Генона о примате «знания», т.е. «интеллекта», по отношению к действию, не должны восприниматься ошибочно: то, что является низшим и должно быть подчинено, относится лишь к низшим, профанным и материалистическим действиям, содержащим больше возбуждения и суеты, чем истинного действия, сущностно лишённым всякого света, истинной цели, истинного принципа.

Еще одним поводом для недопонимания могут быть соображения Генона относительно отношений между Востоком и Западом. В этой связи мы призываем читателя никогда не забывать о том, что автор заявил самым явным образом, а именно, что реальная оппозиция существует не между географическим Востоком и Западом, а между современным Западом и традиционным миром. Только потому, что он находится в оппозиции к своему лучшему прошлому, современный Запад также противостоит и тому, что до сих пор сохраняется на Востоке как «метафизическое», несмотря на то, что ферменты разложения импортируются в него в основном из секуляризованного и материалистического Запада. Важно отметить, что, по сути, взгляды Генона на этот вопрос не только совпадают с взглядами Франческо Копполы на «плохую совесть Европы», но также со взглядами, высказанными Муссолини в его известном выступлении перед восточными студентами. В своей речи Муссолини признал, что противоречие и непонимание между Востоком и Западом основано только на том, что Восток в последнее время перенимает от Запада его  материальное вырождение, либерализм и материализм, черты «цивилизации, лишённой души и идеала», каковая «лишь умеет видеть в Азии рынок производства и источник сырья, на которое можно наложить руки; антифашистской цивилизации, которая взяла на себя роль мирового лидера, и для которой характерны проблемы, от которых в настоящее время начинает страдать Азия».

Достаточно последовательно разобрать эти ясно высказанные мысли Муссолини, чтобы не получить ложное впечатление от «сильных» выражений, которые именно в этом смысле Генон использует, говоря о варварских вторжениях с запада; наоборот, нам следует принять эти обвинения как здоровую реакцию, помогающую усвоить, что действительно «революционные» идеалы,  которые мы должны принять и защищать, соответствуют истинной, духовной концепции Империи, и противостоят «империалистическому» разрушению современного и (давайте посмотрим правде в глаза) по существу англо-саксонского типа.

Таким образом, в этом случае никому – и цензорам в первую очередь – не следует смешивать в своей голове проблемы Востока, рассматриваемые Геноном, с этой, гораздо более масштабной, проблемой колониализма, о каковой в данной книге речь не идёт; также не следует  думать, что подоплёку, актуальную для народов многотысячелетней «метафизической» цивилизации, такой, как Индийская, можно экстраполировать на дикие или дегенеративные расы, такие как, например, африканские.

Взгляды Генона можно поставить под сомнение (если вообще можно) лишь в том случае, когда он говорит, будто на Востоке, и только там, ещё сохранились представители подлинного традиционного духа, и что, следовательно, проявить или оживить свою собственную традицию, которая ушла в сокрытие на Западе, можно только в том случае, если она пришла с Востока.

Это правда, что у Генона «традиционное» становится синонимом «метафизического», и что в различных его работах, анализируется суть того, что он называет Востоком;  однако то, что большая часть читателей ассоциирует с понятием Востока, не имеет ничего общего с упомянутой сутью, каковая, так сказать, присутствует как на географическом востоке, так и на западе. Однако это не решает проблему всех имеющихся трудностей.

Если кризис Запада, как объясняет Генон, связан с «циклическими законами», и если эти циклические законы являются всеобщими, то есть предвосхищают общую для всех критическую фазу, становится ясно, что Запад как раз и оказывается в центре кризиса, поскольку находится «впереди», то есть ближе к концу, а значит, и к новому принципу будущего цикла – в отличие от других цивилизаций, таких, как восточные, которые только сейчас начинают вступать в настоящий кризис в строгом смысле слова,  и по этой причине ещё сохраняют остатки традиционного и метафизического духа, но коим, в конечном итоге, придётся пройти через те же испытания, что ожидают нас. Так что, если у нас есть то позитивное решение, что может быть названо таковым в чистом виде безо всяких оптимистических иллюзий, как надеется Генон, и если это означает, что удастся вывести определённую группу сил за пределы смерти нашего мира, именно Запад будет на переднем крае, а Восток тогда будет находиться в точке нашего нынешнего кризиса. Для того чтобы сделать такой вывод, похоже, имеются все предпосылки; орёл, символ имперской власти, принятый фашизмом, является «носителем традиционного духа на Западе».

С другой стороны, возможно, чрезмерным упрощением будет думать, будто завоевание мира Западом объясняется чисто материальными факторами. Поскольку Генон считает, что высшие силы, принадлежащие «традиционной» реальности, если они присутствуют, знают способы подчинить себе без борьбы любую грубую силу, необходимо сделать вывод, что у восточных народов, которые были так легко покорены, присутствие упомянутых духовных сил не было в достаточной степени реальным, и что определённая дегенерация, в соответствии с теми же циклическими законами, должна была проявить себя и в их случае.

Таким образом, неоспоримо и то, что в основе завоевания мира белыми расами – по крайней мере, в его начале – имел место духовный фактор, своего рода скрытый толчок к бесконечному или неограниченному; хотя следует сразу признать, что эта изначальная тяга дезавуировала себя, перевернулась с ног на голову, растратила себя на «гуманистические» авантюры и завоевания, меркантильные и материалистические, сопровождаемые, по большей части, соответствующими достижениями и волюнтаризмом. Как же нам удаётся не видеть, что разворот этого импульса и его реанимация были бы лучшим способом восстановления Запада?

Изложенное выше фактически соответствует тому, чего в строгой и безапелляционной форме, требует Генон: наличие метафизического центра и носителей истинного традиционного духа на Западе. Однако развитие в данном случае должно быть иным, поскольку, в отличие от Востока, это прежде всего «действие», направленное на свою первоматерию, а не на религиозную или «когнитивную» позицию в узком смысле.

Здесь, действительно, скрывается целый ряд проблем, которые Генон не рассматривает в своей книге, написанной около десяти лет назад: Генон просто демонстрирует то, что сегодня является чистым отрицанием, и что может быть хорошим ориентиром для восстания и последующего возвращения к истинной, духовной, иерархической, анти-коллективистской и анти-эгалитарной цивилизации. Поэтому в данной работе отсутствует подробный анализа движений, основанных на нетерпимости и бунте против наиболее явных форм современной социальной и интеллектуальной дезинтеграции, каковые в последнее время проявили себя в различных регионах Запада, и породили крупные революционные течения по сравнению с европейским миром вчерашнего дня; мы говорим о фашизме в первую очередь.

Поскольку все предпосылки для изучения работы Генона в таком ключе были представлены, задача лучших и самых целеустремлённых представителей истинной духовной ориентации новой и молодой Италии состоит в том, чтобы сделать соответствующие выводы и рассчитать последствия. Мы не скрываем, что именно с этой целью потратили немало времени на подготовку этой книги к публикации у нас.

Генон, который во Франции вынужден преодолевать сопротивление на всех фронтах – вплоть до попыток вывести его книги из обращения – живёт в настоящее время практически «инкогнито» за пределами нашего континента; откровенно говоря, для идей, которые он защищает, есть все шансы найти лучший климат в нашей стране, в среде интеллектуального авангарда революции чёрных рубашек.

Таким образом, данная книга – своего рода «призыв», на который, как мы надеемся, упомянутый  авангард сможет ответить с достоинством, отвергнув множество дилетантских недо-идей и модных терминов, осознав, что необходимо сделать, дабы вернуть столь часто становящемуся предметом злоупотребления слову «традиция» всю полноту его смысла, и выработать у себя ясный взгляд и истинное интеллектуальное мужество – потому что предпосылки для «интегральной традиции», которую Генон защищает от всякой обусловленности и партикуляризма крови или материи, по своей сути соответствуют идеалам завоевания «перманентной и универсальной реальности» Муссолини, определяя условия для тех, кто желает действовать в мире духовно, как «человеческая доминирующая воля», а также отвечают  убеждённости Муссолини в том, что сегодня наша цивилизация «должна стать универсальной, если она не хочет погибнуть».

Переклад: Гліб Бутузов


Читайте також: