«Переживало человечество тысячелетия, в истории народы появлялись, жили и исчезали, но следы жизни духа их оставались навсегда – и даже более, народы прейдут, возможно, высшая цивилизация человеческая прейдет, все прекрасное земли прейдет, сама земля прейдет, а дух человеческий не прейдет вовеки! И это – непременно так: Рим – великая иллюстрация к этой возвышенной вере, к этому необходимому и неизбежному утешению нас, бедных и слабых».
М.Васнецов. Из письма к Е.Г. Мамонтовой
В массовом сознании данные имена образуют единый ландшафт символизма на стыке ХIХ и ХХ веков. От мистицизма полотен Врубеля до этнического лейтмотива творчества Васнецова – художники намертво связаны единой историографией и мифопоэтикой. Красноречив факт сочетания двух полярных сюжетов – сакральной живописи и глубокого обскурантизма. Предположительно, что на данном фундаменте наследие художников приобрело форму визуализации культурного кода, чередуя актуализацию центральных религиозных сюжетов и основных архетипов славянского фольклора.
Биографии художников, если не имеют очевидного сходства, то пребывают в тесной взаимосвязи. Роспись Владимирского собора, Андреевский спуск, извечный «демон» Врубеля в лице Эмилии Праховой – малый перечень жизненных пересечений.
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/1-4-1024x432.jpg)
Советский искусствовед и историк искусства Г.Поспелов (1930 – 2014 гг.) выделил два основных течения в живописи начала века, которые выражали альтернативу и протестность «надвигающейся раздробленности мира»: «живописно-созидающее», «мифотворческое». Под первым термином Поспелов подразумевал отображение органической сути вещей, которое бы стремилось к воссозданию целостной картины мира. Мифотворческое же – сопоставление реальности с «сокровенной значимостью» предметов, в точности подразумевая художников символистов.
Выделенные искусствоведом основополагающие черты выражались в нескольких тезисах: стремление к воплощению личностного мифа; обращение к символике; ощущение времени и вневременности.
В конце ХIX века критики и сторонники реализма в живописи не воспринимали символизм как полноценное явление современности. Символистские тенденции в работах передвижников (В. М. Васнецова и М. В. Нестерова) они причисляли к одной из вариаций «реалистической» живописи, пытаясь унифицировать не входящие в рамки стилистической нормы черты. Лишь в последнюю декаду века символизм был признан новым явлением в живописи, но его содержание и форма остались ей непонятыми, в особенности, специфическое видение Михаила Врубеля. Публикации и рецензии современников формировали скорее поверхностное, отрицательное отношение к работам символистов, чем способствовавали дальнейшему развитию течения. Но, в оппозицию подобному культурному сопротивлению, стиль развивался кулуарно и следуя собственному внутреннему вектору.
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/2-4-1024x580.jpg)
Если вдаваться в общую характеристику тенденций XIX века, можно заметить, что основой художественного процесса становится не смена исторических стилей, а взаимодействие отдельных вариаций стиля и индивидуального видения авторов в рамках одного и того же течения.
Стилистическое развитие живописи конца тысячелетия можно сравнить лишь с семейным древом, когда каждое поколение созависимо от предыдущего и находится в тесном переплетении причинно-следственных связей, сохраняя родственные черты: реалистическая живопись выросла на почве всепоглощающего романтизма, вступая в симбиоз с академической живописью. Так же творчество Репина и Врубеля есть ни что иное, как тесное переплетение романтизма с академизмом, при том, что творчество последнего – явное зарождение модерна.
Актуальность искусства романтизма можно было с легкостью объяснить критикой буржуазного, антиэстетического подхода. Сложная экономическая ситуация в конце первой половины ХIX столетия на фоне царящего капитализма приводит к тому, что в 40-е гг. романтизм исчерпывает себя в роли актуального явления и его сменяет сухой реализм, в основе которого все же лежит свойственная романтизму суть.
Творчество Репина, Сурикова, Васнецова и Котарбинского невозможно уложить в рамки единого стиля – это наследие абсолютно независимых друг от друга личностей, которые как пазл сложили воедино картину эпохи.
Адриан Прахов и росписи Владимирского Собора
В 1882 году строительство храма наконец подошло к завершению, в результате чего была предложена новаторская концепция его оформления – внутри он должен был иметь вид древнерусского собора, времен эпохи князя Владимира.
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/3-4-1024x685.jpg)
Адриан Викторович Прахов (1846 – 1910) историк искусства и археолог, родился в 1846 г. Учился в Санкт Петербурге в гимназии и затем в университете на историко-филологическом факультете, окончил университетский курс со степенью кандидата в 1867 г.
Прахов взял на себя полноправное руководство росписями храма во Владимирском соборе, что стало центральным аспектом его биографии. Ему удалось привлечь к работам выдающихся художников и скульпторов того времени. Фактически же это были его ученики: Виктор Васнецов, Михаил Нестеров, Павел Сведомский, Вильгельм Котарбинский, Михаил Врубель, а также представители рисовальной киевской школы Николая Мурашко. В силу данных обстоятельств его семья стала буквальным эпицентром светской жизни «художников – соборян» (именно так прозвали группу художников современники). Будучи постоянными посетителями дома Праховых, который находился на пересечении Владимирской и Большой Житомирской улиц, участники росписей знакомились с меценатами, чиновниками, представителями духовенства и творческой молодежью.
Ключевой фигурой в сложившейся ситуации является жена глава семейства, Эмилия Львовна Прахова. Влюбленность Михаила Врубеля в эту женщину имела множество проявлений, как знаковых для творчества художника, так и сугубо фатальных: в силу личного конфликта Прахову пришлось освободить художника от основных работ, аргументируя это отсутствием общего языка. Участие Врубеля в создании Владимирского собора остановилось на стадии создания эскизов, далее Прахов отдал основные работы Виктору Васнецову. Росписи же, которые предлагались Михаилу Врубелю были отданы Сведомскому – мастеру досталась лишь незначительная часть монументальной работы.
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/4-1-1024x512.jpg)
«Я должен был руководить созданием Владимирского собора. Дело это я отдал в руки В. Васнецова… С Врубелем мы тогда не нашли общего языка по исключительно личным причинам. В 1886 я вынужден был снова уехать на Восток для дополнительных исследований и о Врубеле долгое время не имел никаких известий… Лишь в 1887 году, когда работы в соборе уже шли полным ходом, Врубель пришел ко мне и спросил, не возьму ли я его снова с собой работать. Я предложил ему самостоятельно расписать арку напротив входа. Я понимал все своеобразие таланта Врубеля и хотел дать ему такую работу, где бы он был наименее ограничен общим планом и характером росписи».
В дальнейшем ключевым в создании фресок собора было участие Васнецова. Сам Виктор Михайлович считал эту работу центральной в своей жизни и творческой деятельности.
Представив свои эскизы образа Богоматери, тот извлек и показал художнику сделанный когда-то набросок проступившего на штукатурке изображения. Прахов после не единожды упоминал о том, какое впечатление произвели на него почти идентичные изображения Божией Матери. В последствии оба сошлись во мнении, что данная встреча была судьбоносной – убрав леса от готовой фрески в изумлении находились все присутствующие, вплоть до участников строительной группы.
В общей сложности Васнецов исполнил 15 композиций и 30 отдельных фигур, не считая медальонов. Это 4 тысячи квадратных метров.
Виктор Михайлович Васнецов (1884 – 1972)
Определенный универсализм Васнецова оказал влияние не только на абрамцевскую школу, но и на все последующее течение исторической живописи и графики: затронув все плоскости изобразительного, от декоративных работ до мастерства книжной иллюстрации, заданная им тенденция стала принимать черты национального стиля.
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/6-3-1024x683.jpg)
Васнецов оказал огромное влияние на становление стилистики И.Я.Билибина. Актуализируя эстетические требования времени и идеологии нового поколения художников, творчество иллюстратора позаимствовало характерные черты повествовательности и этничности Виктора Васнецова.
Современное исследование творчества Васнецова полностью принадлежит А.А. Федорову-Давыдову. Искусствовед был первым, кто акцентировал рассмотрение наследия Виктора Васнецова сквозь призму сказочной сюжетики, обращая при этом внимание на то, «что у М.А. Врубеля и В.М. Васнецова интерес к религиозной тематике сосуществует с интересом к тематике сказочно-фантастической». Так же отмечалась высокая степень использования народных и жанровых мотивов в виде доскональной работы над орнаментом, декоративными элементами и глубоком изучении истории костюма при создании сюжетных полотен.
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/7-1.jpg)
Определенная мировоззренческая позиция художника была признаком уникального, оформившегося видения и собственного визуального языка. Васнецов чувствовал некую оторванность от мирской суеты и целостно воспринимал народную историю и наследие, в своем творчестве, передавая целостный дух эпохи. Богатырем русской живописи назвал Васнецова как Гоголь, так и Шаляпин, отмечая, насколько сила его самосознания выгодно отличает Васнецова от коллег современников.
Михаил Александрович Врубель (1856 – 1910)
«Сейчас я в Абрамцеве и опять меня обдает; нет не обдает, а слышится мне та интимная национальная нотка, которую мне так хочется поймать на холсте и в орнаменте. Эта музыка цельного человека, не расчлененного отвлечениями упорядоченного дифференцированного и бледного Запада».
Из письма к сестре
Создавая трагические образы, художник воплощал в них светлое благородное начало. Борьба света и тьмы – вот содержание большинства работ Врубеля. Об этом поэтически сказал А. Блок над могилой художника:
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/8-1-1024x790.jpg)
«Врубель пришел к нам как вестник, что в лиловую ночь вкраплено золото ясного вечера. Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».
В широко известном полотне Врубеля «Пан» (1899 г.) архетип античной мифологии приобретает черты славянского лешего. Реалистичный портрет старика с выразительным, пронизывающим взглядом, угловатый силуэт, словно образующий единую композицию с пейзажем – созданный художником образ является уникальным примером визуализации мифологического. Призрачную, макабрическую атмосферу передает второй план – извилистый силуэт реки и погруженные в молоко тумана луга. Синтез фантасмагории и реализма, безусловно, прослеживается в картине «Царевна-Лебедь» (1900 г.). Композиция построена на принципе «проникновения» взгляда в пространственное решение картины: фигура девушки словно проявляется сквозь разряженный воздух, ощущение которого передано художников за счет холодного колорита. Данный образ приобрел звание культового – далеко не каждый художник может передать утонченность и женственность с подобной искренностью.
![](https://plomin.club/wp-content/uploads/2019/08/9-1.jpg)
1891 год знаменовался как юбилей фатальной кончины Лермонтова. Приуроченным к данной дате было издание полных сочинений поэта, оформлением которого занимались почти все актуальные художники тех лет. Естественно, данное событие не обошлось без участия Михаила Врубеля – рисунки его руки были максимально созвучны лермонтовской поэме «Демон». Работы иных авторов рядом с иллюстрациями Врубеля не вызывают никакой дальнейшей рефлексии и прямой параллели, не превышая планку качества и смысловой нагрузки того времени. Даже работы Васнецова и Репина вызывают ассоциации скорее с качественной, но обыденной станковой живописью, не образуя гармонии с литературным языком Лермонтова. Занимателен тот факт, что критики искусства и коллеги более всего акцентировали внимание на неверное прочтение поэта Врубелем, а так же за отсутствие пристойной техничности. Среди молодого поколения художников, как новаторы Серов и Коровин, бытовало мнение о уникальности и бесконечной пронзительности созданных Репиным иллюстраций. Так или иначе, никто из последующих иллюстраторов не подошел к переосмыслению наследия Лермонтова настолько, что бы сравниться с очарованным «Демоном» художником.
Автор: Анастасія Плашевська