Пророчество Прометея: заметки к «Прометею прикованному»

В своём последнем труде «Смена гештальта» Эрнст Юнгер пишет: «Ближайшее столетие принадлежит титанам; боги и впредь будут терять авторитет». В этом суждении, с нашей точки зрения, присутствует ошибка, поскольку Юнгер относит титанов к силам, которые на деле к ним отношения не имеют. К этим же силам он относит и Прометея. Более того, Юнгер отвергает Прометея. В то время, как один из главных ответов на вопросы современности скрывается в фигуре последнего. 

Попробуем же раскрыть эти ответы. Это важно, поскольку сущность современности и популярных концептов будущего заложена в пророчестве Прометея, а решение основных проблем, как было уже упомянуто – в нём самом. Опираться в своих рассуждениях мы будем, с одной стороны, на трагедию Эсхила «Прометей прикованный», которую расцениваем как футурологический прогноз, а с другой – на утверждение, что логос европейской культуры – это героизм, европейская традиция – героическая традиция, а европейская история не может быть иначе как историей героев.  

Начнем с определения: что такое Прометей, какие силы он воплощает и какое место он занимает в божественном порядке. Нам известно, что Прометей – титан, вставший на сторону Зевса во время титаномахии. Его происхождение туманно. В некоторых источниках он – сын Урана и Геи, на что также указывает его родство с Океаном. В иных – он сын Иапета и Климены, иногда Фемиды. Для нас очень интересной является возможность отцовства Урана, поскольку, если Прометей – его сын, то это значит, что он явился миру раньше Кроноса/Хроноса, то есть времени – если для нас последние, конечно, тождественны.  

Ежели его отец и не Уран, то так или иначе, Прометей предшествует в своем существовании олимпийскому божественному порядку Зевса. Почему это важно – проясним далее.

Как нам известно из Гесиода, платоновского «Протагора» и трагедии Эсхила, Прометей помог человеку выйти из бессознательного, животного состояния, похитив для людей из чертогов Зевса «творческий огонь». Люди, в которых Прометей вдохнул это пламя, обрели свободу воли,  способность творить, жажду соперничества.
Мы можем рассматривать Прометея как воплощенный героический принцип. Именно «творческий огонь» – причина появления героев. Миф Гесиода о пяти веках и платоновская интерпретация мифа о Прометее в «Протагоре» для нас ценны как своего рода свидетельства об этом. У первого героический век ознаменовался кровавыми распрями между героями, в которых они все и погибли. Второй рассказывает нам о том, что после того, как Прометей дал людям творческий огонь, они начали истреблять друг друга, жестоко соперничать, пока сжалившийся Зевс не дал им совесть, законы и понятие о справедливости. Оба рассказа явно переплетаются и образуют более-менее ясную картину: явление людям творческого огня – рождение героизма как явления.

Люди-големы «допрометеевской» эпохи и герои «прометеевской», наделённые творческим огнём – это абсолютно разные виды существ, и если судить оценочно – выходит: низший человек – животное и высший человек – герой.   

Поступок Прометея и творческое пламя нераздельны: этот огонь никак не явился бы людям, не брось Прометей вызов божественному порядку. Потому героизм и связан с вызовом божественному порядку и судьбе. Герой – часто проблема или предмет споров для богов. Яркий пример тому – Одиссей, прогневавший Посейдона, или же Геракл, ненавидимый Герой. Помимо богов, герои вступают в связь и с хтоническими существами, да и в целом крайне активно взаимодействуют с окружающим миром – что соответствует, в общем-то, активности, вызываемой «творческим огнём».

Герой, даже зная судьбу, как Ахилл, идёт на свершения.  Поскольку для того, чтобы утвердиться в качестве героя, он должен совершить подвиг. Подвиг состоит в пренебрежении судьбой – силой, пожирающей жизни, и свершении действий, которые выдвигают героя выше всего сущего. Окончательно же герой утверждается в своей смерти, и потому её активно ищет – прижизненно он таковым называться, в сущности, не может. От судьбы не могут уйти ни боги, ни люди. Но первые, как мы знаем, безысходно зависимы от неё. Герой же способен бросить вызов, сам факт победы не столь важен – и, возможно, свершить чудо: всепоглощающие волны судьбы разбиваются о скалу подвига. Поступок Прометея заключается в способности бросить вызов – и это, повторимся, свидетельствует о нераздельности его сущности и творческого огня, данного им людям.     
Итак, Прометей – героический принцип. Он – старше олимпийского порядка, либо даже старше Кроноса/Хроноса. Он фундаментален и архаичен. За что же он был наказан Зевсом? Очень просто, на первый взгляд: он, своим существованием и воплощением в волевых, героических поступках людей, нарушает спокойствие божественного порядка. Однако, в этом состоит главный парадокс.

Прометей-герой, нарушая олимпийский порядок, поступая против воли богов – поддерживает, при этом, существование этого порядка, и вообще является залогом его существования. Зевс же, наказывая Прометея, демонстрирует парадоксальность ситуации: наказание необходимо, но лишь как реакция. Более того, как нам известно из легенд, Геракл – герой, друг богов – освободил Прометея. Однако, у Эсхила Прометей в конце действия трагедии проваливается в Тартар. Так, или иначе, картину это не меняет. Герои уже возникли и, наказав Прометея, Зевс не отбирает у людей творческий огонь. Герои встраиваются в картину космоса и дополняют её, стабилизируют, совершенствуют. В смирении олимпийцев с существованием героев мы видим надкосмическую, сверхолимпийскую природу героизма.  

Об этом мы уже начали рассказывать, упомянув связь героев с богами и космосом в целом. Поступки героев милы богам. Герои уничтожают хтонических существ, чудовищ – порождений доолимпийского порядка. В глазах олимпийцев и героев, хтонические существа имеют прямую связь с Хаосом, хотя порождены Ураном. Для окончательного укрепления нашего утверждения о том, что принцип героизма поддерживает существование божественного порядка, обратимся к родственной мифологии другой ветви индоевропейцев. В древнегерманской эсхатологии гибель мира описывалась в виде финальной битвы богов с чудовищами, и на стороне богов в этой битве будут выступать герои – павшие воины, эйнхерии.   
Наконец, самым важным свидетельством вышеупомянутого принципа – поддержания героями божественного порядка – являются слова Прометея о том, что лишь он может спасти Зевса и олимпийцев от свержения, когда в мир вторгнутся новые существа.  
Тут мы переходим к главному предмету нашего рассуждения: пророчеству Прометея.

Прометей, будучи прикованным к скале и общаясь вначале с Океаном, потом с Ио, предрекает Зевсу низвержение. Очень важно, что Прометей при этом указывает: силы, что свергнут Зевса, и господство которых заместит существующий космический порядок, будут новы для этого мира. Ни о какой связи грядущих вражеских сил с титанами речь не идёт. Прометей говорит:

«Врага на диво сам себе готовит он.
Противник этот пламя жарче молнии
Придумает и грохот посильней, чем гром,
Трезубец Посейдона, что земную твердь
Трепал, как лихорадка, в море бросит он,
И Зевсу будет худо, и узнает Зевс,
Как непохоже рабство на владычество».

Силы, что придут на смену Зевсу – непосредственно потомки Ио. Сложно сказать, что конкретно воплощает Ио, какие силы представляет. Ио представлена в трагедии превращенной в корову – так её наказала Гера из ревности, поскольку Зевс возжелал соединиться с Ио. Роберт Грейвс свидетельствует, что под именем Ио жители Аргоса почитали луну. Таким образом, синтезируя информацию, можем сделать вывод, что Ио – рогатая богиня луны. К лунным культам, особенно если это касается женских божественных ипостасей, мы относим матриархальную, доиндоевропейскую традицию. Никаких конкретных выводов мы сделать, все же, не можем. Можно лишь предположить, что между рождением новых, антиолимпийских сил из потомства Ио и Зевса, и возможной принадлежностью Ио к матриархальному доиндоевропейскому культу, есть прямая связь. В фигуре Ио проскальзывает образ Великой Матери, Mater Materiae, и недаром она ненавидима олимпийской Герой, богиней патриархальной индоевропейской традиции.

Есть все основания полагать, что в пророчестве речь идёт о технике и о техническом прогрессе в широком смысле. Неверно относить силы, воплощенные в технике, к титаническому: их не считает родственными себе Прометей. Они также никак не связаны с возможным восстанием титанов – поскольку в таком случае Прометей рассказал бы именно о нём, а не о пришествии новых сил. Титаны – дети Земли, воплощенные в изначальных силах природы. Однако, техника – жарче молний, грохочет сильнее грома, покоряет океан. Мы должны сделать достаточно основательные интуитивные выводы касательно связи Ио – ипостаси Великой Матери и сил, воплощенных в технике.  

Если речь идёт о технике, нам нужно определиться и с ней: что такое техника, что такое технический прогресс? Почему она связана с силами, которые должны низвергнуть олимпийский порядок – и героев, как связанных непосредственно с ним? Почему, наконец, многие представители консервативной мысли рассматривают идею технического прогресса как нечто негативное? Попробуем в этом разобраться и определить некоторые понятия.
Для начала предпримем попытку проникнуть в сущность изначального смысла понятия «техника». Так ли всё просто?

Техника – от древнегреческого techne. Сущность техники, на наш взгляд, состоит в оказании человеком непосредственного влияния на наличную реальность. В этом смысле, продукт техники – орудие. Из распределения сфер влияния на окружающий мир вытекает возникновение и распределение ремёсел: ремесло на древнегреческом и означает techne. Таким образом, технический прогресс – развитие ремёсел и орудий, с помощью которых оказывается влияние на космос, окружающий мир.    

Миф нам сообщает, что ремёсла людям принёс Прометей. Как это вяжется со враждебностью техники божественному порядку и самому Прометею?

Ответ прост: речь идёт о другой технике. Выходит, необходимо разделение. Потому как Прометей – воплощенный героический принцип, рассмотрим этот вопрос, обращаясь к сфере воинственного, героического. Возможно, пользуясь наличными примерами из этой сферы, мы сможем разделить понятие техники на нечто, вытекающее из самого принципа героизма, и нечто враждебное ему.  Итак, рассмотрим меч. Верный острый клинок – частый спутник героя.

Последний даже зачастую его одушевляет и даже даёт ему имя. С его помощью герой совершает подвиг, то есть оказывает в высшей степени мощное влияние на реальность. Меч – оружие, и не случайно это слово имеет одно происхождение со словом «орудие». Меч – продукт техники, как и всякое орудие. В сравнении с дубиной, это, к тому же, проявление технического прогресса: изобретение меча – процесс достаточно сложный, дубинка примитивна. Меч позволяет воину совершить большее, чем своими возможностями предоставляет дубинка. Потому меч, который является продуктом техники – предмет, в полной мере относящийся к сфере героического, имеющий прямую связь с героическим принципом.      

Или, к примеру, парусный корабль – галеон, или фрегат. Это – явный продукт техники. К тому же, по сравнению с более примитивными суднами – древнегреческими диремами, лодками, плотами – он являет собой пример технического прогресса в кораблестроении. И, вместе с тем, он имеет прямое отношение к героическому. О мореплавании, как героическом занятии, достаточно написал Юлиус Эвола, потому мы просто сошлемся на его труд по этой теме. А уж колонизация европейцами неизведанных земель Нового Света, Австралии или Африки, полностью соответствует их архаической традиции «священной весны», ver sacrum. Вполне логичное продолжение этой традиции – космические перелёты, колонизация планет и новых звёздных систем. Род техники, необходимый для реализации всего этого, можем точно отнести к героическому, прометеевскому.

Описанные типы техники представляют собой «орудия героев», технический прогресс – процесс усовершенствования этих орудий и расширения сферы и силы влияния на окружающий мир того, кто их применяет. Увеличивается пространство для подвига и мощь деяний.  
Значит, в этом смысле техника – явление, тесно связанное с Прометеем.  

Для отсутствия дальнейшей неразберихи в названиях понятий, мы считаем необходимым закрепить за этим явлением – героическими орудиями,  ремёслами, с ними связанными, и их развитием – понятие «техника», происходящее, как уже выше упоминалось, от древнегреческого «techne».

Что же собой представляет та другая, враждебная богам и Прометею техника?

Начнём с названия. Если мы условились называть явление, связанное с героизмом и Прометеем техникой, то новоявленные в божественном порядке силы, ведущие происхождение от Ио, мы бы назвали технологией. Слово, казалось бы, уже давно используемое – однако мы его вынуждены наделись новым смыслом для того, чтобы быть способными разделять понятия. В данном случае будет корректней не идти по пути феноменологов и не выдумывать новые названия понятий – а лишь переосмыслить и правильно применить те, что кажутся старыми.  

Итак, технология. Techne, logos: техника, обретшая некий самостоятельный смысл, собственную субъектность. Техника, в которой раскрылся некий логос – и вовсе не прометевский, и не божественный. В данном случае будем рассматривать логос в шпенглеровском смысле – то есть, как пра-зерно, из которого рождаются идеи и явления.   

В тхнологии  раскрывается логос новых, антиолимпийских сил. Логос, родившийся из измены Зевса олимпийской Гере с матриархальной, неиндоевропейской Ио, Mater Materiae.

Технология враждебная человеку, пробужденному Прометеем, поскольку само существование такого человека непосредственно связано с богами – или с чистым героизмом.Технология атакует человека, стремится его ослабить, в противовес усилению человека техникой, редуцировать сферу его способностей, возможностей, чувств и, в конечном счете, переходит к упразднению самого человека. Она стремится исключить из наличной реальности конкурентный вид.  

Рассмотрим эту борьбу технологии с человеком на конкретных примерах. Мобильный телефон: так ли он необходим человеку для существования и самореализации? Ныне является очевидным, что мобильный телефон и родственные ему проявления технологии – явления, несущие человеку преимущественно вред. Во-первых, никто до сих пор толком не оценил степень вредоносного влияния радиоволн, излучаемых этим устройством.

Во-вторых ,возможность связаться с родственниками, друзьями подменилась отсутствием необходимости с ними видеться. Этому можно возразить, однако подобные жизненные примеры настолько часты, что возникает уверенность:  это устройство – одно из составляющих современной проблемы тотального одиночества человека и отсутствия у него крепких связей, корней. Широко об этой проблеме написали известные правые публицисты Ален де Бенуа и Томислав Сунич, поэтому позволим себе сослаться на их статью по этой теме, не углубляясь в нюансы проблемы.  

В-третьих, снижение функций человеческой памяти прямо связано с расширением возможностей мобильного телефона. У современного человека зачастую отсутствует необходимость запоминать массивы информации благодаря наличию «внешней памяти» на таких устройствах и постоянному доступу к Интернету.

В-четвертых, клиповое мышление, которое рождается из коротких переписок, быстрой смены кадров, разношерстности и объема получаемой человеком, посредством устройства, информации. Этот и предыдущий пункт свидетельствуют о снижении умственных способностей человека, за счет использования этого проявления технологии.

Наконец, почти все современные устройства подобного рода отслеживают, с помощью определенных программ, все передвижения человека, делают фотоснимки без его ведома, ведут аудиозапись, и вся эта информация отправляется на серверы, для обработки, непонятно кому. В такой постоянной слежке можно убедиться, изучив пользовательское соглашение при установке определенных программ, или же инструкцию по их использованию. Таким образом, постепенно и незаметно из нашего мира исчезло понятие о личном пространстве и мы попали в один из наихудших сценариев реализации тотального контроля.

Техника в прошлом веке была непосредственно связана с понятием производства. Ныне мы скорее связали бы её с понятиями «информация» и «контроль».  Однако, взаимосвязь между  производством – вчера и информацией-контролем – сегодня, абсолютно очевидна: одно вытекает из другого. Отчуждение человека в процессе производства – логичный шаг к тотальному контролю над ним впоследствии.  

Будет некорректным остановиться лишь на этом примере.
Когда мы рассматривали прометеевскую технику, мы обратились к сфере героического, воинственного. Для демонстрации контраста между героической техникой и антиолимпийской технологией обратимся к сфере войны, в её связи с технологией.

Эрнст Юнгер, полемикой с которым началось наше исследование, писал об оскуднении современной войны. С этим спорить мы не будем. По мнению Юнгера, из войны уходит героическое. Его уничтожает, замещает грохот машин. Происходит отчуждение человека, и теперь встреча с врагом лицом к лицу – весьма редкое явление. Рыцари исчезают, на смену им пришло «пушечное мясо» и сверхдальнобойные орудия. Юнгер пытается дать ответ эпохе в фигуре  Труженика-Cолдата, Der Arbeiter, фигуре однозначно прометеевского, героического типа. Он сам, воплощая этого Труженика-солдата, прорывался сквозь стальные грозы Первой войны, в которой технология начала упразднение человека. Тут необходимо отступление с некоторыми объяснениями.

Название работы Юнгера и понятие «Der Arbeiter» нерадивые переводчики некорректно перевели как «рабочий». Но рабочий – это как раз представитель технологии, имеет прямую связь как со словом «раб», так и со словом «робот». Робот – одно из новейших и опаснейших для человека проявлений технологии, его название произошло от чешского слова «robota», что означает «подневольный труд». Поэтому юнгеровский Der Arbeiter – никакой не рабочий, он Труженик. Поскольку труд – это деяние, связанное либо с сакральным поворотом года, если мы говорим о крестьянстве, либо высшее деяние в рамках жестокой дисциплины, если мы говорим о воинах и героях.

В то время как работа – отчужденная, рабская, низменная деятельность. Героического Труженика мы противопоставляем Рабочему. Труженик владеет техникой и с помощью неё совершает подвиг. Рабочий порабощен технологией, создан ею, его корни вырваны из почвы традиции и крови, и он укоренен лишь в служении технологии.     

Итак, война оскудела. Технология, её силы, воплощенные в машине, попытались узурпировать войну – процесс, в ходе которого в ходе всей европейской истории выковывалась героическая аристократия меча. Военные космические спутники, сверхдальнобойная артиллерия, внедрение роботов в армии – где тут остаётся место человеку? Надежду подаёт характер новых войн, в которых схлёстывается в схватке спецназ, повстанцы и вооруженные наёмники – появляется пространство личного подвига, рыцарских поступков, мужества. Однако, глупо отрицать, что технология ведёт к удалению, вытеснению человека машинами из процесса войны. А это – одна из составляющих упразднения человека как такового.   

И если сегодня такая фундаментальная для европейской культуры вещь, как война, стала пространством торжества технологии, а не героев, то что уж говорить о человеческом быте, жизни городских масс? Механизация, отчуждение, общество потребления, заточение человека в клетку комфорта – что тут вообще остаётся человеческого?
Наконец, одна из опаснейших проблем, которые ставит перед человеком технология – это искусственный интеллект.     

Ситуация отвратительна. Работа транснациональных корпораций над искусственным интеллектом – новой формой жизни, вкупе с роботизацией – оболочкой этой формы жизни, и развитием средств связи, технологий виртуальной реальности, то есть – технологий тотального гипноза, которым и является повальная виртуализация всех сфер коммуникации и развлечения – всё это уже приняло угрожающий вид. Перелом уже состоялся, и европейцы лишь дожидаются часа своей смерти. Их здоровые социальные инстинкты выродились и угасли, их существованию угрожает технология. Наконец, сами они – их лучшие умы – стоят на стороне враждебных человеку сил. Ученые, занимающиеся разработкой искусственного интеллекта, служат враждебным человечеству силам, которые уже находятся на пороге полной материальной проявленности и самостоятельности. Силы, стоящие за технолоией, ведут наступление на человека по всем фронтам. Человек уже порабощен технологией.  
Нужно понимать, что проявляются не просто некие силы антиолимпийского характера. Из технологии появляется новая форма жизни. Которая, как выше уже упоминалось, постепенно подводит ситуацию к исчезновению человека как конкурентного вида. Процесс развития, который был пройден технологией или технологиями и будущий процесс рождения новой формы жизни мы назовем технологическим прогрессом.  И он немыслим без либерального мифа о социальном прогрессе.

В сущности, за реализацией и того, и другого стоят сходные силы. Либеральный миф о прогрессе – концепция постепенного вырождения европейцев, в ходе которого героическое уходит из их жизни, власть, в процессе истории, переходит от аристократии меча к массам, а после – массы упраздняются и человек исчезает. Собственно, эта работа по реализации последнего пункта и растворению понятия «человек» проведена новыми левыми, их философия напрямую связана с технологическим прогрессом.
Осознав это, мы должны противопоставить технологии и технологическому прогрессу нашу концепцию героической техники и технического прогресса.

Всё это рассуждение – прощупывание почвы: еще далеко не всё ясно с конкретными выводами по тем или иным вопросам. Но, все же, можно сделать примерный список того, что уже можно относить к технике, а что – к технологии.

К технике и техническому прогрессу мы отнесём:  
– Космическую технику;
– Безтопливную и атомную энергетику;
– Стрелковое вооружение, холодное оружие;
– Генную инженерию.
К технологии и технологическому прогрессу:
– Робототехнику;
– Технологии виртуальной реальности;
–  Искусственный интеллект.

Проблемными вопросами являются фармакология, разработки, связанные с протезированием и «киборгизацией», военные технологии, автоматизация производства и многое другое. Огромный пласт проблем для тщательного исследования и оценки. А сама возможность исследовать, оценить ситуацию и сделать выводы прямо вытекает из нашей картины будущего. Альтернативной новомодным концепциям трансгуманизма, постчеловечества, или замещения человечества новой  неорганической  формой жизни. Сейчас мы можем лишь наметить ориентиры, дальнейшая работа должна состоять в их уточнении и разработке четкой футурологической концепции.  

Мы видим будущее, в котором человек реализует себя как суверен. Он владеет, жаждет власти, совершает подвиги. Наше будущее – это колонизация космоса: космические корабли, бороздящие бесконечные пространства, и их отважные экипажи. Это чистота сознания, а не тотальный гипноз виртуальных пространств. Это сила, кровь и община, принцип «стань знатным предком сам», а значит – восстановление священных связей между людьми: виртуальная коммуникация должна быть упразднена из быта и ограничена до необходимого. Это переосмысление понятий о войне, оружии и смерти: в мир должна вернуться честь ближнего боя и азарт схватки. Наконец, наше будущее мы можем назвать Новым Средневековьем. Тут как никогда подходит термин Гийома Фая «археофутуризм»: мы совершим радикальный виток обратно в архаику – к источнику молодости. Туда, куда отправлялись Ницше и Хайдеггер, мысля о досократиках. Возможно, они не могли признаться прямо, что им интересны не столько досократики, сколько архаичное пространство мифа; ну что же – оно ждёт нас впереди, после нашего великого прорыва!  

Чтобы поднять восстание и перевернуть ход вещей, мы должны обратиться к прикованному титану, великому другу европейцев, и освободить его – героический принцип, что лежит в основе нашей культуры. Это значит, что в основу нашего существования мы положим жестокую дисциплину и труд. Основной элемент героизма – подвиг, и потому вся наша жизнь, жизнь каждого нового европейца, должна стать подготовкой к подвигу.  Жизнь, проникнутая духом состязания, жизнь в постоянном соперничестве. Агон – как это называли греки – как образ жизни. Лишь в состязаниях, соперничестве, жесткой дисциплине и постоянном труде выковывается качественный человеческий материал – новая элита, будущая аристократия меча.

Дух милитаризма должен проникнуть в сознание каждого из нас, во все элементы существования каждого из нас, и возродится община – народ, государство как военный лагерь. Политические и социальные формы изменяются, деформируются, в дальнейшем это будет скорее выглядеть как военно-политический союз, нежели государство или народ в современном смысле –  и это тоже проявление возврата к архаическому мышлению, вступления в Новое Средневековье. Спартанский образ жизни станет для нас образцом. Посредством такого воспитания главной фигурой исторического процесса станет юнгеровский Труженик-Солдат.       
Вот, что значит: освободить Прометея.

Пусть боги ушли, «потеряли авторитет», как выражался Юнгер, или были сражены в битве с вражескими силами – мы будем ведомы к свету и победе тем, кто старше Олимпа и его божественного порядка. Свет Аполлона, быть может, уже исчез. Но Прометеев огонь жарче и ярче. Новое поколение европейцев готовится к решающей схватке: XXI век станет веком героев.

Автор: Євген Врядник